Бабах-трах-бух-бабам-тарарам! Дора дернулась, карточный домик рассыпался. Как же достали эти крысы! То и дело ведрами гремят. Рон тоже нервничает, в первый раз как услышал — вообще чуть дуба не дал, сердце прихватило — думал, ассасин по его душу крадется.
Дверь кабинета приоткрылось, в щель выглянул любопытный глаз сучки Алисы.
— Что там такое? — спросила сучка.
— Я тебе что говорила?! — рявкнула Дора. — Сиди внутри, пока не позову! А то вообще помогать не буду!
Алиса закрыла дверь с той стороны. Дора глубоко вдохнула и выдохнула, приводя нервы в порядок. Вроде лучше стало.
Как же надоела ей эта тварь! Правильно мама говорила: «Наглым счастье». А уж таким наглым, как Алиса — счастье втройне. И зачем Дора только согласилась ей помочь?
Нет, не надо себя обманывать, не ей помочь она согласилась, а Рона успокоить, чтобы эта сука его совсем в могилу не свела. Жалко его очень — такой молодой, а сердце такое больное…
А Алиса — сука. Типичная понаехавшая деревенская тварь. Когда впервые сюда вошла, такая скромная была, глазками хлоп-хлоп… А как освоилась, разобралась, что к чему — сразу чавку раззявила и самый большой кусок ухватила, да так крепко, что сразу и не разожмешь. Моментально слабину учуяла. Правильно говорят, что с рабами по-доброму нельзя — наглеют. Не каждая рабыня такая скромная и порядочная, как Дора, она, к сожалению, исключение, а правило — такие беззастенчивые суки, как Алиса.
Как ловко все провернула, лицемерка бесова! Выведала, что хотела, и устроила театр: ненавижу эту работу, в мире так много зла… Тьфу на тебя, сука! Ненавидишь — так не подмахивай, а бери мотыгу и топай в поле. А не хочешь горбатиться — подмахивай и не пищи. А эта тварь вон как ловко устроилась: и рыбку съесть, и сесть куда положено, и ведь почти сумела! Если бы не лопухнулась по мелочи, окрутила бы хозяина так, что мама не горюй. Он и так уже затеял грамоте ее учить, виданное ли дело?!
Ну ладно, училась бы своей грамоте, беседовала бы с хозяином беседы высокоморальные, да не трогала бы других. Так нет же! Алиса, видите ли, у нас настоящая женщина с орочью печатью, поставленной по божьему недомыслию, а Дора — примитивная тварь без чувства достоинства. Слишком много ей свободы, видите ли! Рон — тот еще психолог, в людях разбираться совсем не приучен, а эта тварь пользуется. Наложница, блин! Только мозги хозяину парит, а Дора за двоих отдувается. Впрочем, в этом проблемы как раз нет, Дора и не с такой нагрузкой справлялась, да и не в напряг ей, она свою работу любит, в отличие от этой твари. И то, что Рон очень резкий стал и нежность утратил — тоже не страшно, у нее всякие партнеры бывали, в том числе и такие, что как вспомнишь, так сразу мороз по коже. Проблема в другом. В том, что Дора влюбилась в Рона.
У наложниц это считается признаком профнепригодности, и не зря. С самых первых дней обучения будущим наложницам неустанно вдалбливают в голову словами и розгой: не влюбляйся в господина, не влюбляйся, дура! Ты не женщина, ты самка, тебе не положено высокие чувства испытывать. Приличный хозяин может изобразить нечто подобное из вежливости — так то вежливость, и не строй иллюзии, не строй, сука, больнее будет! А Дора не удержалась, построила. Но Рон так увлекательно говорил: свободы, права, орки тоже человекообразные… Она только потом поняла, что он не от сердца говорил, а от головы, он сам себя хотел убедить в том, что Зак ему не мозги запудрил, а правду говорил. Зак, кстати, змей еще тот, весь из себя такой вежливый, обходительный, слова грубого не скажет, здоровается первый, улыбается, о здоровье спрашивает… А как посмотришь на него подольше, начинаешь понимать, что в этой башке стриженой такое стадо демонов беснуется… Нет для него ничего святого, убить захочет — улыбнется, о здоровье спросит, попросит отвернуться, да и тюкнет по башке, и все спокойно так, с улыбочкой. А потом еще перед трупом извинится и заупокойную закажет, а то и сам жертву принесет. И будет объяснять младшим товарищам с той же улыбочкой, что совесть надо беречь, убил кого или замучил — сходи в храм, помолись, исповедуйся, жертву принеси, совесть-то — она не из эльфийской резины. Знать бы, из чего она у этого змея белобрысого… Совсем ее нет у него, скорее всего.
Что-то Рон давно не возвращается, не случилось ли чего? Хотя нет, если что-то случилось бы, Ленивый Ящер уже прибежал бы из бара с глазами по пол-доллара. Сидит, наверное, чай пьет и обкуривается. Как же эта тварь ему нервы треплет…
Тяжело жить в этом мире без наглости. Что, спрашивается, мешало Доре так же поставить себя, как Алиса? Только профессионализм и природная вежливость. Каждая наложница должна знать свое место. Удовлетворять потребности господина, а в душу не лезть, соблюдать дистанцию. Кто же знал, что этому господину хочется как раз, чтобы наложница эту дистанцию нарушила? Говорил-то он именно это, но профессиональная наложница все подобные слова воспринимает как игру, а что для него это не игра — это и в голову придти не могло. Когда господин говорит: «Надень на меня ошейник с кляпом и стегай по голой заднице», это может только игрой, и когда хозяин говорит: «Я воспитаю в тебе чувство собственного достоинства», любая нормальная наложница тоже воспринимает это как игру. Чтобы сообразить, что хозяин серьезно верит в этот бред, надо быть деревенской дурочкой и одновременно сукой, как Алиса. Правильно сказал Джизес Крайст: «Блаженны нищие духом», и кто-то из его аватаров правильно сказал: «Во многих знаниях многие печали». А как хорошо все начиналось…