Гнездо индюка - Страница 11

— Зря ты вмешался, — ответил Джон так же тихо. — Я бы его зарубил, никто и не пикнул бы.

— Ну ты и отморозок, — хмыкнул Герман. — Скрываться-то как собирался?

— Что я, трупы расчленять не умею? — буркнул Джон. — Жир с боков срезать, никто и не догадается, что это бишоп, а не орчила позорный.

— Я тебя боюсь, — сказал Герман и глупо хихикнул.

— Чего вы там шепчетесь? — громко спросил Вольдемар.

— Позвольте, отец Вольдемар, я пошепчусь с вами, — ответил ему Герман.

Подошел к жрецу, взял за локоть и мягко увлек к входу в капустный шалашик, подальше от толпы. Но внутрь заталкивать не стал, они остановились на пороге и стали беседовать. О чем они говорили, никто не слышал, но по мимике отца Вольдемара было видно, что сэр Герман говорит ему нечто интересное и в целом приятное. А еще было видно, что отец Вольдемар немного побаивается сэра Германа. А говорили они вот о чем.

— Уверяю вас, святой отец, ни я, ни глава дома, которому я имею честь служить, не имеем никакого отношения к сему прискорбному инциденту, — начал Герман свою речь. — Это просто недоразумение. Сэр Джон — великий воин, вы сами успели убедиться, но он… гм… несколько неотесан. Но через триста дней он станет величайшим ассасином Барнарда. Отец Вольдемар вздрогнул.

— Как видите, я с вами откровенен, — продолжал Герман. — И я прошу вас понять, что дом Рокки Адамса не может позволить себе отдать вам этого рыцаря на растерз… гм… ну, то есть, для справедливого суда. Тем более что Джон не так давно спас мне жизнь, без его помощи мои останки гнили бы сейчас в Идене.

— Так то, что говорят про эльфийское нашествие — правда? — удивился отец Вольдемар.

— Не совсем, — сказал Герман. — То, что говорят — лишь малая часть правды. Там был настоящий ад, святой отец.

— Гм, — сказал отец Вольдемар.

— Как видите, я щедро плачу за жизнь и свободу сотрудника нашего дома. Вы можете передать эту информацию отцу Арману, можете даже сослаться на меня, я не возражаю. Думаю, эти сведения будут оценены очень высоко.

— Хорошо, рыцарь пусть уходит, — кивнул жрец. — А телку я заберу.

— Ваше право, — пожал плечами Герман. — Но я бы не советовал. Видите ли, Джон привык жить по рыцарским понятиям. Если вы отберете его рабыню, он воспримет это как оскорбление и будет мстить. А мстящий ассасин… сами понимаете… Отец Вольдемар поежился и сказал:

— Хорошо, пусть оба уходят.

— Амулет тоже отдайте, — попросил Герман.

Отец Вольдемар разжал ладонь и задумчиво оглядел загадочную железку на цепочке.

— Артефакт же… — пробормотал он.

— Это абсолютно бесполезный артефакт, — сказал Герман. — Пилигримы не дадут за него и доллара. Поверьте, отец Вольдемар, я знаю, о чем говорю. Но Джон очень дорожит этой безделушкой, он считает, что она спасает от беды. Решать, конечно, вам, святой отец… Святой отец колебался недолго.

— Забирай, — сказал он. — Но вира за попорченных рабов…

— Будет уплачена в двойном размере, — быстро сказал Герман, забирая артефакт. — И за попорченных рабов, и за моральный ущерб. И еще информация. Вам не на что обижаться, отец Вольдемар, вы от этого происшествия только выиграли. Отец Вольдемар улыбнулся и протянул Герману руку. Герман пожал ее.

— За мной, свиньи, — повелел отец Вольдемар и пошел прочь.

Трое орков-охранников последовали за ним, четвертый остался, чтобы привести в чувство оглушенных товарищей. Сразу выяснилось, что серьезно оглушен только тот, кому Джон залепил дубинкой в голову, остальные уже пришли в себя и просто притворялись бесчувственными. Герман крепко взял Аленького Цветочка за руку и потащил к Джону.

— Купи этой дуре ошейник с цепочкой, — негромко, но очень зло проговорил Герман. — А перед этим всыпь пару десятков больших прутняков, чтобы накрепко уразумела, что такое хорошо и что такое плохо. Пошли отсюда!

Длинный Шест глупо хихикнул, сделал неуверенный шаг, споткнулся о дрын, который держал в руках, и упал бы, если бы Герман его не поддержал. Герман нахмурился, принюхался и разразился длинной тирадой, в которой только одно слово было пристойным — «наркоман». Слова Германа были очень обидными, но Длинный Шест не обиделся, а стал смеяться во весь голос. Теперь всем вокруг было очевидно, что он накурен вусмерть.

— Джон, ты дебил, — сказал Герман. — И я тоже дебил. Потому что я думал, что ты знаешь о городе хотя бы чуть-чуть. А ты ни собачьего хера не знаешь, и знать не хочешь, деревенщина блядская! Зачем отпустил эту дуру на базар?

— А что такого? — удивился Джон. — Уличная преступность в Барнард-Сити побеждена, я в газетах читал.

— На заборе написано «жопа», а за забором дрова! — рявкнул Герман. — Не верь всему, что написано. Особенно в газетах. Надо не газеты читать, а по сторонам смотреть. Разуй глаза и скажи мне, ты хоть одну пригожую орчанку без балахона видишь?

— Так это самки! — воскликнула Аленький Цветочек. — А я думала, женщины, жрицы какие-то…

Внезапно Герман схватил Аленького Цветочка за волосы и принятул к себе, сильно дернув.

— Заткнись, сука, — прошипел он ей в ухо. — Учись фильтровать речь, дура. Не кричи на весь рынок, что ты полукровка.

— Ой, — сказала Аленький Цветочек. — Забыла.

— Ты с ней полегче, — сказал Джон. — Она все же моя рабыня, не твоя.

— Извини, — сказал Герман. — Но если эта тварь не научится держать язык за зубами, мне придется отмазывать тебя не только от церковников, но и от городской стражи. А меня уже достало тебя отмазывать. Я больше двух тысяч дней командую придурками вроде тебя, и за все это время так сильно, как ты сейчас, никто не залетал. Я по твоей милости на тысячу долларов попал!